Четверг, 28.03.2024, 13:25
Приветствую Вас Гость | RSS
 
Главная | Регистрация | Вход
Меню сайта
Категории каталога
Мои статьи [7]
Форма входа
Поиск
Друзья сайта
Статистика
Наш опрос
Оцените мой сайт
Всего ответов: 104
Главная » Статьи » Мои статьи

ИЖЕВСКОЕ ВОССТАНИЕ (А.Я. Гутман)

ИЖЕВСКОЕ ВОССТАНИЕ

А.Я. Гутман
 
С начала 1918 года, как и во всей России, на Каме свирепствовали советские Чрезвычайки. Кровавый террор опустошал несчастные города и селения, расположенные на великой реке. Особенной жестокостью и зверствами отличались Чрезвычайки пермская и сарапульская. В Сарапуле, как окружном промышленном городе, были сосредоточены главные советские учреждения и военные штабы. Здесь орудовали большей частью черноморские матросы. Военным комиссаром был некий Седельников, молодой человек со звериными наклонностями, самолично убивавший арестованных; комиссаром финансов был местный рабочий Медведев. Совдепы накладывали на буржуазию и интеллигенцию миллионные контрибуции. Все тюрьмы города и уезда были переполнены. Каждую ночь там убивались сотни заподозренных в контрреволюции, не внесших сполна налогов или вообще чем-либо не понравившихся властям. Обреченные перед расстрелом подвергались страшным пыткам. Так, известный на Каме коммерсант В.И. Стахеев был убит и ограблен после двухнедельных пыток. Одного из членов торгового дома “Братья Грибасовы” арестовали за невзнос контрибуции и несколько раз водили из тюрьмы на Каму, опускали в прорубь (дело было зимой) и выпытывали, где у него спрятаны деньги. Каждый раз несчастный открывал новые места, деньги отбирались, а его продолжали пытать. Наконец, в одну ночь его привели к проруби и в бесчувственном состоянии спустили в воду. Тело его осталось неразысканным, убивали офицеров, чиновников, общественных деятелей, врачей, адвокатов, торговцев, служащих и крестьян.

Из городов Прикамского края Сарапул особенно пострадал. Еще осенью 1917 года местный гарнизон взбунтовался, разграбил винный склад, перепился и начал громить город. Погром продолжался несколько дней, пока не удалось разоружить озверевших солдат. Теперь на Сарапул обрушился со всей силой большевистский террор. Матрос Ворожцов и комиссар Седельников лично по ночам приезжали в тюрьму и расстреливали намеченные по заранее составленным спискам жертвы. Каждый попавший в тюрьму знал, что оттуда он, по всей вероятности, уже не выйдет. После ночных кровавых оргий оставшихся арестованных заставляли мыть полы и стены тюрьмы, забрызганные кровью. В июне 1918 года, по доносу своих же рабочих, был арестован сарапульский кожевенный заводчик Давид Ушеренко с двумя сыновьями, учениками местного реального училища. Ему вменялось в

вину хранение оружия. В течение нескольких дней его и арестованных мальчиков безжалостно мучили и пытали. Наконец, ночью в тюрьму прибыли матросы, зверски их убили и трупы их, совершенно обезображенные, бросили в Каму.

Летом 1918 года вблизи Сарапула на Каме стояла баржа, служившая тюрьмой для уфимских заложников, вывезенных красными при паническом бегстве их в мае 1918 года из Уфы по Белой. Тогда ими было вывезено из Уфы около 200 человек, среди которых были уфимские общественные деятели: издатель “Уфимской жизни”, член кадетской партии, земец Толстой; находившийся в ссылке в Уфе, как венгерский подданный, московский журналист Макс Редер, несколько врачей, журналистов и коммерсантов. Все они были в конце июля ночью зверским образом убиты и брошены в воду. После ухода красных из Сарапула в местной газете “Прикамье” одним из случайно спасшихся обитателей баржи была подробно описана ужасная смерть несчастных заложников, которых чекисты убивали по очереди топорами, ружьями и молотками и сбрасывали в воду. Экзекуция продолжалась всю ночь. Трупы замученных были брошены в Каму. (В том же “Прикамье” была описана страшная мученическая смерть захваченных красными на Уфимском фронте 26 чехов. Их беспрерывно мучили три дня и три ночи и потом топором отсекали отдельные части туловища, пока они не скончались в страшных муках.)

Кровавый террор господствовал и в Ижевском заводе, находившемся в 70 верстах от Сарапула. Здесь не было Чека, но ее обязанности исполнял местный исполком. Тут убивали не только интеллигенцию, но и крестьян и рабочих, заподозренных в контрреволюции. В селах и деревнях латыши-комиссары, командированные из центров, производили расстрелы, реквизиции хлеба, меда, масла, яиц и скота. Продовольственное положение в центре России было отчаянное. Вверх и вниз по Каме пассажирские пароходы шли переполненные преимущественно сормовскими рабочими, отправлявшимися на Белую и Каму в поисках хлеба. Вокруг камских пристаней лежали тысячи людей, спавших под открытым небом и ожидавших очереди, чтобы отвезти домой несколько пудов хлеба. Их ловили на пароходах заградительные отряды, отбирали хлеб, а сопротивлявшихся били прикладами и убивали.

По всей Каме стоял стон и раздавались проклятия населения по адресу советской власти. Но население чувствовало себя бессильным вступить в борьбу с советским правительством. Оно было безоружно. В это

 

время из Белой стали приходить радостные известия. Значительная часть Уфимской губернии оказалась занятой русско-чешскими отрядами. Передавали, что чехи двигаются по реке Белой и приближаются к Каме. Началась усиленная тяга населения в зону белых. Все, кто только мог, разными способами спасался через окружные села пешком или на лошадях, обходя большевистский фронт, в Уфимскую губернию. Город Сарапул стал центром военных действий большевиков против Народной армии и чехословацких отрядов. В Сарапуле были сосредоточены штабы 2-й Красной армии. В то время главные силы большевиков, оперировавшие здесь, составляли латыши, мадьяры, китайцы и очень немного русских солдат — остатки старой армии.

В начале августа пришло известие о взятии Народной армией Казани, о захвате белыми золотого запаса и огромной материальной добычи. Это вселило в население края, и особенно Ижевского завода, бодрость и веру в скорое падение советской власти и приблизило начало нараставшего противосоветского восстания.

 

***

Мысль о вооруженном выступлении впервые возникла в недрах ижевского Союза фронтовиков, состоявшего из крестьян и заводских рабочих, вернувшихся с Германского фронта. Ижевский завод отстоит от реки Камы в 40 верстах. Он является одним из крупнейших оружейных заводов в России и в Русско-германской войне сыграл большую роль. Производительность завода доходила до 1000 — 1200 ружей в день. Состав рабочих в нормальное время доходил до 40 000. Население Ижевска составляло 70 000 человек. Рабочие завода по преимуществу местные крестьяне, в большинстве владеют собственными домиками, участками земли, которые они сами обрабатывают; как мелкие собственники, они мало похожи на представителей городского пролетариата. Социалистические идеи, а тем менее идеи большевистские, здесь не имели и не могли иметь никакого успеха. Только небольшая группа пришлой заводской полуинтеллигенции составляла здесь ядро социал-демократической партии (меньшевиков).

Та же картина наблюдалась и в соседнем казенном Воткинском заводе, изготовлявшем паровозы, пароходы и машины. Здесь работало несколько тысяч рабочих. Рабочие получали сравнительно высокую плату, так же как и ижевцы, владели своими домиками и землей, пользовались заводскими озерами, лесами и прочими угодьями. Оба завода приносили большие убытки, которые покрывались из общегосударственного бюджета. На заводах выполнялись преимущественно казенные заказы.

Таким образом, на обоих заводах не было никакой почвы для борьбы с “капиталистами и помещиками”. Буржуазию заводских поселков

составляли мелкие торговцы, оружейные фабриканты, кустари и ремесленники и подавляющее большинство заводских рабочих.

Большевизм не только не встретил в заводах сочувствия, но рабочие и окрестные крестьяне отнеслись к нему резко враждебно. Советская власть, учитывая это настроение, командировала туда столичных агитаторов-коммунистов, которые и стали во главе исполкомов, не допуская к власти местных рабочих.

В начале августа на тайных совещаниях ижевских фронтовиков было постановлено поднять восстание. Но так как у заговорщиков не было оружия, если не считать несколько десятков припрятанных ружей, то было решено внезапно напасть на военные склады оружия и, застав стражу врасплох, обезоружить ее. Заговорщиков было едва несколько сот человек. Сами по себе они представляли слабую силу, но, учитывая настроение заводских рабочих и крестьянского населения, они были уверены, что встретят полное сочувствие и поддержку. Еще рассчитывали на то, что в заводских складах ружей достаточно и что, как только будет ликвидирована большевистская власть, все оружие перейдет в распоряжение повстанцев. Никто не сомневался, что все заводское население будет на стороне восставших; ужасы кровавого террора восстановили всех против советской власти.

Силы красных в Ижевском заводе были значительны, и разоружить их представляло большую трудность и риск. Но отчаяние, охватившее население, было так велико, что решили действовать во что бы то ни стало. Сигналом к началу восстания послужило объявление советской властью мобилизации населения завода для укомплектования красной армии. Военнослужащие были взяты на учет с запрещением отлучаться без ведома властей не только из города, но даже и из дома. 15 местных деятелей были арестованы в качестве заложников. Дальше медлить было невозможно.

В ночь на 7 августа внезапно раздался заводской гудок. Большевики предложили собравшимся фронтовикам немедленно отправиться в Сарапул, где они будут сформированы и вооружены для отправки на Казанский фронт. Но вероломный план большевиков, задумавших уничтожить невооруженных фронтовиков, был разгадан... Фронтовики потребовали выдать им оружие здесь, дома, и получили резкий отказ.

Рано утром 8 августа несколько сот фронтовиков, вооружившись чем попало, оцепили завод и заставили красных оттуда удалиться. Заречная часть завода была быстро очищена от большевиков. В их руках оставалась еще Нагорная часть.

8 августа толпа, во главе с фронтовиками, бешеным напором смяла красногвардейцев, захватила арсенал и исполком, арестовала большевистских главарей в полном составе. Красные вынуждены были бежать с завода по направлению к Сарапулу. Как часто случалось во время Гражданской войны, тысячная вооруженная сила бежала перед горсточкой храбрых воодушевленных людей.

Энтузиазм заводского населения после свержения советской власти был необычайный. В ряды фронтовиков стали вливаться сотни добровольцев рабочих и крестьян. Рабочие и заводская интеллигенция объединились и горячо принялись за организацию Народной армии. Через неделю из Ижевского завода отправился небольшой отряд для освобождения Воткинского завода, находившегося еще под советской властью. Утром 17 августа, после непродолжительной перестрелки, отряд подошел к заводу и занял Воткинск. Нападение было столь неожиданно для советских властей, что члены местного Совдепа едва успели выскочить и убежать походным

 

порядком по направлению к ст. Чепцы Пермской железной дороги. Они не успели эвакуировать ни денег, ни ценностей из местного казначейства и оставили несколько десятков миллионов рублей денежных знаков, которые, конечно, пригодились восставшим.

На очереди стал вопрос формирования военно-административной власти.

К тому времени в Ижевске оказалось четыре эсера, бывшие члены разогнанного большевиками Учредительного собрания — Евсеев, Бузанов, Корякин и Шулаков.

Пример самарского Комуча соблазнил и ижевских эсеров, и они поспешили объявить себя Верховной властью, под громким титулом “Прикамский Комитет Учредительного Собрания”.

Верховная четверка, верная принципам своей партии, немедленно сформировала агитационно-просветительное бюро, которое энергично занялось распространением среди населения эсеровской литературы. Бюро обратилось к крестьянам и рабочим с воззванием, призывало их встать в защиту “завоеваний февральской революции и Учредительного собрания”. Сейчас же началось стягивание со всех концов партийных социалистов и распределение среди них ответственных административных должностей.

Фронтовики весьма неохотно согласились признать верховной властью четырех членов бывшей Учредилки, но другие социалистические группы поддержали эсеров, и пришлось примириться с этим. Тем более, что все считали эту власть временной до воссоединения с белыми центрами.

Образовалось два лагеря: социалистический и крестьянско-рабочий, беспартийный, выступавший под флагом фронтовиков. Последние опубликовали следующее воззвание:

“Товарищи крестьяне и рабочие! Мы, вышедшие из ваших рядов, еще вчера стоявшие с вами рядом у станков и сохи, мы, фронтовики, в этот грозный и великий час, когда куется вновь наше право на жизнь, мы стоим крепкой стеной на защите наших общих интересов, защите наших родных городов, сел и деревень от нашествия варварских большевистских банд, которые оставляют после себя реки слез и разграбленные города, села и деревни. Этот грозный час защиты наших интересов требует великого напряжения наших сил; мы через своих представителей говорим вам, что для нас в настоящий момент нет речи о всякого рода нормах, охраняющих наш труд в мирное время, — мы сплошь в рядах и на работе, мы стойко переносим в окопах все невзгоды за наше правое дело. И вы, товарищи рабочие и крестьяне, должны говорить так же; ваши сердца должны биться одинаково с нашими; наша мысль должна быть вашей мыслью, ибо наши интересы общи — напрягите ваши силы и покажите вашу мощь; покажите, что вы не рабы и умеете сознательно защищать свое правое дело каждый на своем месте; подымите производительность, рабочий у станка, крестьянин у земли, и дайте возможность еще товарищам стать борцами в наши ряды” (газета “Ижевский Защитник”. 1918. 18 августа).

Ижевские жители звали к борьбе с варварской властью не во имя партийных лозунгов или воскрешения мертворожденной Учредилки, а во имя любви к Родине, во имя освобождения от рабства. Это были граждане-патриоты в лучшем смысле.

На призыв фронтовиков отозвались крестьяне и рабочие. Первые всячески помогали армии людьми и продовольствием, вторые увеличивали производство и охотно шли в ряды армии.

Фронтовики приступили немедленно к мобилизации крестьян окружных волостей и формированию из них отрядов. Опустевшие во время советской власти магазины, склады и рынки оживились. На заводах появился хлеб, овощи, мясо — крестьяне стали возить все на базары. Открылись лавки, появилась обувь, мануфактура, посуда и металлические изделия. Народ воспрянул духом, настроение было радостное. Заводская молодежь — рабочие и учащиеся —

 

с энтузиазмом пошли добровольцами в Народную армию, образовали отдельные добровольческие дружины и разведочные отряды, производившие глубокие разведки и налеты в тылу красных. Производство Ижевского завода увеличилось до 1000 ружей в день (при большевиках он вырабатывал только 200 ружей в день). Рабочие, интеллигенция и буржуазия единодушно и горячо отдались борьбе с Советами. На этой небольшой территории России, освобожденной от кошмаров советского режима, можно было наблюдать, как после свержения Советов произошло воскрешение из мертвых населения, как все стало постепенно приходить в себя, оживать.

Факт Ижевского восстания произвел в советских рядах замешательство. Это был страшный удар в сердце советской власти. Ведь в Ижевске восстали не офицеры и генералы старой армии, не капиталисты или городская буржуазия. Против “рабоче-крестьянской власти” восстали рабочие и крестьяне. Моральное банкротство советов сказалось во всей яркости. Коль скоро в самой цитадели советизма, среди рабочих и крестьян двух крупных заводов, поднята борьба против диктатуры советской власти, то это ли не означало начало конца. Кроме того, Ижевский завод поставлял оружие для Красной армии и после Тульского оружейного завода, в то время плохо работавшего, оставался единственным поставщиком ружей и отдельных к ним частей. И наконец, стратегически Ижевское восстание в тылу казанской группы красных отрядов было смертельным ударом, угрожало отрезать от казанской базы Советскую армию, оперировавшую на Вятке, Каме, Белой. Поэтому в Москве известие об Ижевском восстании произвело панику. Посыпались истерические приказы Троцкого “сравнять вероломные Ижевск и Воткинск с землей”, “беспощадно уничтожить ижевцев и воткинцев с их семьями”. Из Москвы, Петербурга, Казани двинуты были коммунистические и латышские части, получившие задание во что бы то ни стало очистить Ижевско-Воткинский район от белых.

 

***

Несмотря на падение Ижевска и Воткинска, Сарапул, к которому заводы эти прилегают, продолжал оставаться советским. Этот факт имел свои причины. Сарапульские рабочие-кожевники, изгнавшие владельцев заводов и овладев ими, бесконтрольно в них хозяйничали, продавали запасы кож, сапог, расхищали заводскую казну, занимали комиссарские должности и очень мало работали. Они несомненно были заинтересованы в сохранении советской власти, которая предоставила им полную свободу грабежа и легкой жизни. Особенно преданными большевикам оказались члены заводских комитетов, занимавшие хорошие должности и распоряжавшиеся миллионным состоянием предприятий. Эти советские буржуи опасались, что, если будет свергнута советская власть, их бесконтрольному хозяйничанью настанет конец. Поэтому сарапульские рабочие и одобряли кровавые оргии советских комиссаров, выносили резолюции,

осуждавшие контрреволюционные выступления ижевцев и воткинцев, и призывали к поддержке советской власти.

Вскоре, однако, народное движение докатилось и до Сарапула. Красноармейские части, действовавшие против Ижевска и Воткинска, терпели поражение за поражением. Красные бежали в панике при первой атаке белых, оставляли пулеметы, ружья и другие военные припасы. В Сарапуле стояла сильная вооруженная флотилия красных, много было и латышских частей. В продолжение августа красными неоднократно делались попытки высадить десанты на пристанях Гольяны и Галево, намереваясь оттуда вести наступление на Ижевск и Воткинск, но все эти операции кончались неудачей: красные не были способны противостоять воодушевленным и храбрым ижевцам и воткинцам.

В конце августа Сарапул был без боя оставлен красными, и ижевцы 1 сентября его заняли. Таким образом, вся Сарапульская область оказалась очищенной от красных. Дальнейшая задача заключалась в том, чтобы выйти из большевистского окружения и объединиться с оперировавшими в Казани и Симбирске с одной и Уфе с другой стороны — белыми армиями. На Казань и Уфу были обращены все взоры. Только в сентябре удалось, наконец, наладить связь с Уфой, где в то время происходило государственное совещание.

К концу сентября месяца из первоначальной горсточки храбрых и самоотверженных граждан выросла сравнительно крепкая боеспособная армия, насчитывавшая свыше 10 тысяч бойцов. Когда в августе фронтовики начали восстание, у них не было ни одного пулемета, ни одного артиллерийского орудия, было лишь несколько десятков ружей; теперь армия имела около полусотни пулеметов и около десяти полевых орудий. Все это были военные трофеи, отнятые у красных.

Однако, как ни храбры были повстанческие отряды, но все же без помощи извне они долго продержаться не могли. Красные силы все увеличивались. Из большевистского центра гнали войска без числа. Ижевцы оказались в огненном кольце, окруженные со всех сторон напиравшими на них красными. Со стороны Казани красные наступали по железнодорожной линии Казань—Екатеринбург, а со стороны Перми по линии Чепцы—Воткинск и по тракту Пермь—Оса— Воткинск. Единственный свободный выход — на Белую, устье Камы — к тому времени был освобожден боевой флотилией адмирала Старка и капитана Феодосьева. Если бы Ижевская армия желала пробиваться к Уфе для объединения с тамошним белым войском, она тогда имела полную возможность это сделать. Но этого намерения у ижевцев и воткинцев не было. Все были уверены в скором падении Перми, Екатеринбурга, в возможности соединения с Казанью и Уфой и мечтали о том, что скоро вся страна скинет ненавистную власть.

Тем временем на заводах стала налаживаться и культурно-общественная жизнь.

В Воткинске в первых числах сентября стала выходить газета “Воткинская жизнь”, в которой приняли участие оказавшиеся там петербургский присяжный поверенный Миленко, литератор Тарабукин, автор этой книги и московский литератор А.Л. Фовицкий (Альфа). Газета имела большой успех среди рабочих и жителей завода. Печаталась она на желтой оберточной бумаге в местной кооперативной типографии. Издавал газету местный Совет рабочих депутатов в новом составе (меньшевики и правые эсеры). В Ижевске вышла с первых дней переворота газета “Ижевский защитник”, в котором я также сотрудничал. Читались нами на злободневные темы публичные лекции, доклады, устраивались литературно-музыкальные вечера, собрания.

 

* * *

Ижевское движение, захватившее целый уезд и перебросившееся в смежные Малмыжский и Нолинский уезды, могло бы принять серьезный характер и вылиться во всенародное движение. Но для этого было необходимо, чтобы на время были оставлены все партийные интересы, чтобы движением руководили люди, не связанные крепкими узами с той или иной политической программой, а охваченные идеей спасения России от большевизма и восстановления в стране государственного порядка.

Если бы в Ижевске пришел к власти энергичный и твердый вождь и сумел бы движение подчинить себе и им руководить, все пошли бы за ним. Все подчинились бы его разумной воле. Но в Ижевске к моменту возникновения восстания оказались, к прискорбию, четыре партийных деятеля, для которых догма была важнее, чем государство. Особенно когда дело шло о власти. Обаяние власти самарского Комуча было слишком сильно, чтобы случайно оказавшиеся на поверхности общественной жизни несколько маленьких, никому не ведомых людей не соблазнились хоть на короткое время стать “верховными правителями” одного уезда великого государства.

И началось социалистическое хозяйничанье.

Прикамский комитет овладел государственной кассой; в Ижевском и Боткинском казначействах оказалось 26

миллионов рублей в денежных знаках и бумагах. Резиденция комитета находилась в Ижевске, ав Воткинск и Сарапул были назначены особо уполномоченные на правах комиссаров. Началось неразумное расходование казенных сумм, столь свойственное нашей революционной демократии. Рабочие ставки оплаты труда, существовавшие при большевиках, как и вообще большевистские декреты, касающиеся условий работ, оставлены были в силе. Солдаты Народной армии получали такое же жалованье, как рабочие и высшие военные начальники. Так называемая “культурно-просветительная вербовочная” секция эсеровской партии поглощала огромные суммы, хотя вербовала она в армию весьма туго; касса быстро таяла. Налогов и сборов почти не поступало, ибо боеспособное население сплошь находилось в армии.

К концу сентября большевики, освободив Казань и развязав себе руки на Камском фронте, подтянули свои резервы и повели наступление по казанской линии на ст. Агрыз, железнодорожный узел, соединявшийся с Ижевском и Сарапулом. Падение Казани стало известно в Ижевске лишь 18—20 сентября, и это известие в значительной степени подорвало стойкость бойцов, тем более что в тылу уже к тому времени началось разложение. Большевистская пропаганда, особенно в Сарапуле, безнаказанно делала свое дело. Заколебалось положение и в Ижевске. К тому времени 26-миллионный фонд истощился и финансовое положение стало критическим. Нечем было платить жалованье армии и рабочим, покупать продовольствие. Был недостаток в патронах и оружии. Оставалась единственная надежда на Самару и Уфу. Туда посылались курьеры и делегации. Оттуда ждали помощи деньгами и снаряжением. С нетерпением ижевские рабочие ожидали помощи и от союзников. Борьба шла под лозунгом “верность союзникам до конца и борьба с германо-большевизмом”. В честь союзников раздавались хвалебные гимны.

Самарские и уфимские газеты приносили известия, что там ожидается “стотысячный отряд союзнических войск: японцев, англичан, французов и американцев, которые едут на выручку Народной армии И уже проехали Омск. В Уфу уже прибыли квартирьеры этой армии...” (“Народное Дело” — Самара, “Уфимская жизнь”).

 

* * *

Командование отрядами Ижевско-Воткинской армии было в руках фронтовиков, среди которых было немало боевых солдат и офицеров, побывавших в Германской войне. С увеличением состава армии влившаяся в нее заводская интеллигенция давала инженеров и техников. Ижевцы и воткинцы, как выше отмечено, храбро отражали вражеский напор, но расширять свою базу без

помощи извне они не могли; для широких наступательных действий у армии не было технических средств, денег и оружия.

Командовал армией кадровый боевой офицер, капитан Федичкин. Воткинской группой командовал капитан Юрьев — социал-демократ меньшевик, член заводского комитета. Оба они оказались достаточно хорошими военачальниками. По принятому соглашению, военные приказы подписывались так называемым главнокомандующим прикамского Комуча, уполномоченным Союза фронтовиков и членом местного совета рабочих депутатов. В Сарапуле же военные приказы подписывались еще и делегатами фабрично-заводского комитета.

Военное командование не было свободно в оперативных действиях. Часто между ними и “верховной властью” возникали конфликты, особенно в вопросе наступательных операций. В маленьком масштабе в Ижевске происходило то, что имело место в Казани и Самаре. Офицерство, даже вышедшее из местного заводского населения, рассматривалось как “необходимое зло”. Оно не имело никаких прав, даже права наложения дисциплинарного наказания за ослушание. На все требовалась санкция “революционно-демократических” учреждений.

В повстанческой армии, вместо железной дисциплины и устремления всех сил на борьбу с красными, началась обычная социалистическая пропаганда со всеми ее атрибутами. Смертная казнь была отменена. Боевые приказы штаба обсуждались в солдатских группах и часто не исполнялись, особенно в Сарапуле. О строгой дисциплине нечего было и думать. Понятно, что после первого взрыва энтузиазма среди рабочих и крестьян наступило охлаждение. Дисциплина стала падать, а тыл разлагаться. Следственные комиссии (состоявшие из социалистов) держали сотни арестованных в импровизированных арестных домах, с которыми советские агенты имели свободное общение. Началась обычная в то время пропаганда — примирения с большевиками и прекращения “братоубийственной” войны. В Воткинске, ввиду небольшого количества эсеров, дело было поставлено несколько лучше. Здесь штаб не считался с социалистическими организациями. В Сарапуле же наблюдался полный хаос, там работали три самозванных штаба. Солдаты митинговали. Отряды не выполняли боевых приказов.

При столь неблагоприятных условиях повстанческой армии приходилось выдерживать беспрерывные бои с красными. Особенно трудно доставалось воткинцам, на которых наступали с двух сторон китайско-латышские отряды. Насильно мобилизованных крестьян латыши гнали в наступление, выставив в тылу пулеметы. Несколько раз Ижевск подвергался непосредственной опасности. Красные пулеметы подходили уже очень близко к заводу, но геройским защитникам удавалось в решительный момент обращать красных в бегство и даже захватывать добычу.

В конце сентября в Ижевск прибыла долгожданная делегация самарского Комуча, представленная двумя эсерами, Шмелевым и Шелумовым. Они привезли немного денег (на 1

 

1/2миллиона рублей облигаций военного займа) и уверяли, что военная помощь приближается. Это была неправда. Шмелев и Шелумов пытались мобилизовать “Роту Учредительного собрания”, в которую, после усиленной пропаганды, записалось несколько десятков человек местной учащейся молодежи и интеллигенции. Во главе роты стал Шелумов, а Шмелев, исполнив свою “миссию” и почуяв личную опасность, поспешил в Уфу (через два месяца Шмелев вместе с Вольским и другими эсерами заключили в Уфе мир с большевиками и пропущены были в Москву). Шелумов же погиб на передовых позициях около Ижевска. С ним погибло несколько десятков самоотверженных энтузиастов, поверивших эсеровским призывам.

Под все усиливавшимся давлением красных в первых числах октября пришлось очистить Сарапул и отступить к самому Ижевску. С падением Сарапула создалось опасное положение, армия оказалась окруженной и стиснутой кольцом. Последний выход на Белую закрылся. Тем не менее, все продолжали жить надеждой на помощь извне. “Верховные правители” заверяли, что самарские товарищи спешат на помощь деньгами, оружием и людьми, а союзные армии идут с востока на выручку и находятся около Уфы.

7 октября пала Самара, последний оплот волжского Комуча. Оставалась последняя надежда на Уфу, и фронт держали с огромными усилиями. В ноябре грустная картина обнажилась. Помощи ждать стало неоткуда. Красные подходили уже к самой Уфе, заняли селения по Белой и почти отрезали выход ижевцев к белым армиям, оперировавшим на Урале.

Между тем силы повстанцев слабели. Они сражались героически; отдельные отряды интеллигенции и учащейся молодежи сдерживали натиск во много раз превосходивших их красных. Стало ясно, что падение Ижевска неминуемо и необходимо заблаговременно эвакуироваться. Комуч, однако, не сдавался, продолжал уверять, что помощь идет. На заводах царило паническое настроение.

Красные стали подходить к Ижевску. Был трагический момент, когда они были совсем близко от завода и послали делегацию, состоящую из

 

трех татарских мулл, ижевскому рабочему комитету с предложением выдать всю интеллигенцию, командный состав и оружие, зачто рабочим была обещана полная амнистия. Письмо с делегацией попало в штаб. Ночью было созвано экстренное совещание. Решили принять энергичные меры: по тревожному гудку в 4 часа ночи были созваны жители на митинг. На нем был сообщен приказ командарма Федичкина о введении смертной казни за бегство с фронта. Сам Федичкин с несколькими ротами в ту же ночь повел энергичное наступление. Красные были еще раз разбиты, отогнаны от Ижевска, и бодрое настроение вновь вернулось к защитникам ижевского плацдарма.

После этого капитан Федичкин неоднократно убеждал свое гражданское “начальство” в необходимости своевременной эвакуации заводов, с целью вывести армию и спасти население. Он предлагал пешим порядком пробиваться на соединение с оперировавшими на Урале частями Сибирской армии. Но господа Евсеев, Бузанов и другие с упорством отклоняли предложение начать немедленную эвакуацию заводов. Решено было созвать “всенародный” митинг. Выступающий на нем капитан Юрьев заверил, что в Ижевск будто бы двигаются на помощь два полка Народной армии из Уфы, которые скоро должны прибыть. Члены Комуча подтвердили заявление Юрьева и умоляли бороться и не эвакуировать Ижевск до прихода помощи. Эвакуация была отвергнута. В это время пришло известие, что адмирал Старк и капитан Феодосьев, оперировавшие с вооруженной флотилией на Каме и Белой, ушли в Бирск разоружаться. Они мотивировали свой уход скорым наступлением зимы. Это немедленно было учтено красными. К пристани Гольяны подошли пять красных канонерок и обстреляли берег. Одновременно была захвачена и пристань Галево, единственный свободный проход на Урал. Повстанцы оказались в мешке. Оставался еще единственный и малонадежный путь отхода армии — пристань Еловая, переправа через Каму и левым берегом, походным порядком на Кимбардинский завод, в районе которого находилась группа белых войск капитана Ларионова. Тогда-то было, наконец, решено оставить Ижевск. Стали готовиться к отступлению.

Но в этот момент красные окружили Ижевск и повели решительное наступление на город с двух сторон. Штабу и части отрядов едва удалось спастись по дороге на Воткинск, а

Категория: Мои статьи | Добавил: vosstanie (13.05.2008)
Просмотров: 2007 | Рейтинг: 5.0/1 |
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Copyright MyCorp © 2024 | Сайт управляется системой uCoz